Может я и плохой норма

А как мы вообще понимаем, что некоторые вещи в нашей жизни – «нормальны»? Объясню на примере из собственной жизни. Я в раннем детстве (до 6 лет) ходила в детский садик. Обычный дворовый детский сад в спальном районе. Место в нем получить было очень непросто, и воспитателей, как я понимаю, тоже не хватало.

Как стать счастливее?

Те же, которые в нем работали – применяли очень и очень странные воспитательные меры. Например, заставляли доедать все на тарелке, вне зависимости от того, хочешь ты это есть или нет. А кто не доедал или копался над порцией (как я, например), тех интенсифицировали: попросту вываливали второе блюдо в недоеденное первое. И не выпускали из-за стола с формулировкой: «Ешь теперь так, пока все не съешь – будешь сидеть».

До сих пор перед глазами стоит картинка: в почти совсем полную тарелку борща, которым я давлюсь уже полчаса, плюхается творожная запеканка. И плывет, рассекая борщ, как маленький линкор.

А я, маленькая девочка, верящая взрослым, смотрю на это и с ужасом осознаю, что все, теперь я буду сидеть над этим месивом до тех пор, пока вечером меня не заберут родители. Потому, что есть такую бурду я просто физически не в состоянии – стошнит. На нее и смотреть-то гадко.

Но взрослые тетеньки-воспитательницы обещали, что не отпустят, пока не съем. А я никогда этого не съем. Значит, сидеть мне тут вечно. Ну, в итоге из-за стола в тот раз меня выпустили раньше, чем пришла мама (не будут же воспитательницы, в самом деле, ради одной меня изменять распорядок дня – игры, прогулки и т.п.), но, сидя за столиком, я этого не знала и искренне верила, что да, вот такая моя теперь судьба – сидеть перед ненавистной тарелкой и отчаянно тосковать и мучиться.

Потом, через много лет, когда я давным-давно уже вышла из садика (закончила школу и университет), я рассказала маме о педагогических методах наших воспиталок. Не то, чтобы пожаловаться – а так, к слову пришлось. Мама пришла в ужас: «Какой кошмар они творили! А что же ты мне об этом тогда не рассказала?».

Такое обращение с дочкой моя мама не стала бы терпеть – пришла бы лично и разнесла этот дурацкий сад по кирпичику. Я же в ответ удивилась не меньше и сказала то, что первое в голову пришло: «А я не знала, что тут что-то не так. Я думала, что так и надо…» .

Как мне кажется, этот мой ответ – ключ к очень многим проблемам, с которыми приходят и к психологу клиенты. То обращение, к которому человек привык  – представляется единственно возможным и даже нормальным.

Привык ребенок к тому, что папа каждую пятницу приходит пьяный, опорожняется на лестнице и ложится отдыхать поперек коммунального коридора – ну, так и надо, а что тут удивительного? Папа устал.

Или – привыкнет дочка или сын, что никто в семье голоса не повысит, а поднятие бабушкиной брови есть знак чего-то страшного, пугающего, перед чем трепещут взрослые, значит, это и есть для этой ячейки общества норма. Бабушка же будет недовольна, обидится! Неужели не страшно?

Если в семье бьют детей – это тоже для маленького человечка норма. У нас так принято. Значит, так и надо. Значит, я это заслужил. Других родители не били? Ну, может, их не за что было. А меня били – значит, я заслужил. Раз били.

Более того: то обращение, которое получает ребенок, он и считает правильным и нормальным применительно к себе. Если мама ознакомила ребенка с тем, что «если бы я тебя не родила – уехала бы из этой отвратительной страны и жила бы как люди» – понятно, это я виноват, а страна отвратительная, факт; мама же сказала.

Мысль: «мамочка погорячилась, а на самом деле она меня любит и я для нее – самое дорогое на свете» в пять лет в голову ребенку придти никак не может. Бьет – значит, я плохой; сделал что-то нехорошее; ну, и поделом мне.

Ругает мама: «ты мне не нужен такой, живи один» – значит, и правда хочет выкинуть (а не то, что «применяет педагогический прием для большей контролируемости»). Та обстановка, в которой ребенок постоянно живет – и есть для него не просто модель мира; это система координат и представление о нормальном, о том, чего он достоин.

Маленькие дети вообще с трудом различают реальность от преувеличения или вымысла. Именно поэтому дети верят в волшебные сказки, Деда Мороза и бабайку. А еще в то, что мама и впрямь «отдаст чужому дядьке, если буду себя плохо вести», ну, или в «ты мне не нужен, живи теперь один». Ребенку пока не с чем сравнивать, он только собирает информацию об этом мире. Верит в то, что родители скажут (и сделают).

Все это происходит потому, что понятие норм закладывается у ребенка в самом раннем возрасте, еще до школы. И менять его – исключительно сложно. Когда ребенок приходит в мир, одна из ключевых его задач – стать членом общества, социума.

Совсем маленький малыш, двух-трехлетка, активно осваивает язык и выучивает его – даже самые сложные языки, с непростым произношением или такие, где разная высота звука или интонация придает слову другой смысл.

Маленький человечек очень сильно мотивирован понять, что происходит в мире вокруг, и более всего желает встроиться в этот мир, стать его частью – чтобы выжить. Человеческий детеныш довольно долго нуждается в опеке и заботе взрослых членов сообщества, поэтому усвоение норм, правил, установок общества – в самом прямом смысле вопрос выживания для ребенка.

И с этой точки зрения, встроиться в сообщество в качестве «последнего в иерархии», гонимого и шпыняемого – более безопасно, чем оказаться вообще выкинутым из группы. Поэтому нормы обращения с собой маленький ребенок усвоит практически любые.

Будут бить ежедневно – да, значит так и надо, только не гоните. Будут ругать и обзывать, считать неудачным, криворуким, недотепой и неумехой – примет и поверит в это; но ведь не гонят же, только ругают? Значит, самого страшного опять удалось избежать; хоть не очень будет весело, но ведь выживу!

И это совсем не шутки – насчет «выгнать из группы». Дело в том, что человечество как вид прожило долгую жизнь, причем тысячелетия из нее прошли именно в относительно небольших группах, родоплеменных сообществах, быть изгнанным из которого могло оказаться вполне реально – за какие-то проступки или, например, носителю смертельной болезни, который мог заразить соплеменников.

А одинокое существование в не всегда дружелюбной природе практически всегда означало для ребенка голодную и холодную смерть. Так что «голос предков» тихонько нашептывает ребенку: «Что угодно, как угодно, лишь бы оставаться членом сообщества себе подобных; ОТВЕРЖЕНИЕ = СМЕРТЬ».

Отвержение значимыми людьми сообщества (в первую очередь, мамой и отцом) – это то, чего ребенок любыми средствами старается избежать. Пусть даже принимая на себя вину за все происходящее и исподволь обучаясь тому, как он сам плох и насколько дурно с ним можно обращаться.

Кстати, модное нынче «социальное подтверждение» – из той же оперы. Рекламисты и маркетологи вовсю убеждают: покупатель склонен доверять мнениям других людей (например, дающим высокую оценку рекламируемому товару), причем чем больше эти советчики похожи на покупателя, тем больше он верит их мнению.

Корни этой веры в «социальное подтверждение» – те же самые: человек видит: «сообщество похожих на меня людей считает, что предмет Х – полезная для выживания штука; наверное, так и есть; пожалуй, стоит его приобрести!».

И, знаете, расплатиться за доверие не тем людям просто деньгами и покупкой ненужной штуковины – не самое страшное. А вот когда ребенок платит тем единственным, чем обладает – самооценкой, формированием личности и характера, мнением о себе – это гораздо, гораздо дороже.

И в работе психолога большая, очень большая часть работы – не просто выслушать клиента, а помочь ему создать новые границы, то есть, установку: «так со мной нельзя». ТАК. СО. МНОЙ. НЕЛЬЗЯ.

Бить меня нельзя. Ругаться матерно. Обзывать шлюхой и рвать мои вещи. Кидаться на меня с ножом, ремнем, палкой, резиновым жгутом, ножкой от стула. Ломать мне руки, ноги, ребра – тоже нельзя. Отнимать и сжигать мои игрушки. Усыплять моих животных и не сознаваться в этом («Пушок убежал, наверное»).

Унижать и высмеивать меня перед родственниками, друзьями, знакомыми, моими одноклассниками. Скрывать важные вещи обо мне и близких нельзя, например, не рассказывать по году, что умерла бабушка. Лишать меня еды нельзя. Отказывать мне в заботе, когда я болен или слаб – нельзя.

И многое-многое другое нельзя. Все вышеперечисленное – не я придумала, а в разное время рассказали мне на сеансах клиенты; с ними все эти вещи некогда проделывали родители, мамы, папы, бабушки.

И, поверьте, я порой испытывала довольно пугающее чувство, когда, например, высказывала человеку сомнение в том, что его семья была «хорошей, дружной, любящей», раз папа регулярно жестоко избивал детей, а мама старательно делала вид, что ничего не замечает. Потому, что клиент искренне удивлялся: а что тут такого? Ну, бил, ну измывался. Но ведь нормальная ж семья была-то! Все остальное ж было хорошо!

Это ненормально, скажу я решительно. С социально-психологической точки зрения любые установки могут называться «нормами», но некоторые из норм, которые регулярно практикуются по отношению к слабейшим – дикие (по современным представлениям) и их нельзя терпеть.

Вот что я хочу отметить напоследок. Того, что произошло – уже не изменить. То детство, которое у вас было – оно уже было. Как говорится в одной психологической поговорке: «Если у тебя в детстве не было велосипеда, а теперь ты вырос и купил себе «Бентли», то у тебя в детстве все равно не было велосипеда».

Так вот, «велосипеда» у многих из нас (у меня тоже, кстати) – не было. А отношение к себе в духе: «Я не достоин не то, что велосипеда, но и одного-единственного велосипедного колеса» — оно у многих осталось.

И идет человек по жизни с вот такой «безвелосипедной» установкой, и «не покупает велосипед» годами – не верит, что достоин любви, счастья, уважения, успеха . И искренне чувствует, что вот вроде бы все «нормально», но уж очень мне как-то плохо.

Велосипед купить себе маленькому – нельзя. Отменить жестокое обращение и детские обиды – никак не удастся. Можно помочь себе нынешнему и помочь стать счастливее. То есть, изменить представление о «норме» и «нормальном» применительно к себе. Не буду врать, это долго, трудно и не всегда приятно в процессе. Но может сработать.

Автор Елизавета Павлова