Что такое вариант нормы чем могут различаться варианты нормы
Вариантность норм – статья раздела Норма литературного языка, Культура речи, Русский язык. Правила и другая полезная информация онлайн :: Textologia.ru
Варианты (или дублеты) — это разновидности одной и той же языковой единицы, обладающие одинаковым значением, но различающиеся по форме. Некоторые варианты не дифференцируются ни семантически, ни стилистически: úначе — инáче; скирд — скирдá; цехи — цеха; сáжень — сажéнь. Однако подавляющее большинство вариантов подвергается стилистической дифференциации: звáла — звалá, бухгалтеры — бухгалтера, обусловливать — обуславливать, машу — махаю (вторые варианты по сравнению с первыми имеют разговорный или просторечный оттенок).
Как и за счет чего возникают варианты? Какие явления можно считать вариантными, а какие нет? Какова судьба вариантных способов выражения? Эти и другие вопросы постоянно находятся в поле зрения ученых.
Известно, что язык непрерывно меняется. Это очевидно. Сопоставим текст, написанный около 150 лет назад, с современным, чтобы увидеть перемены, произошедшие в языке за это время:
Но только что сумрак на землю упал,
По кóрням упругим топор застучал,
И пали без жизни питомцы столетий!
Одежду их сóрвали малые дети,
Изрублены были тела их потом,
И медленно жгли их до ýтра огнем.
(М. Лермонтов)
Зевеса, мечущего громы,
И всех бессмертных вкруг отца,
Пиры их светлые и дóмы
Увидим в песнях мы слепца.
(Н. Гнедич)
В приведенных контекстах представлены явления, расходящиеся с современными нормами по определенным признакам: фонетическим, лексическим, морфологическим и др. Постоянные, непрерывные языковые изменения, которые происходят в небольшие промежутки времени, мало заметны. Стадия варьирования и постепенная замена конкурирующих способов выражения обеспечивают менее ощутимый и не столь болезненный сдвиг нормы, в немалой степени способствуя существованию известного парадокса: язык изменяется, оставаясь самим собой.
Л. В. Щерба в свое время писал: «…в нормативной грамматике язык зачастую представляется в окаменелом виде. Это отвечает наивному обывательскому представлению: язык изменялся до нас и будет изменяться в дальнейшем, но сейчас он неизменен»1.
Функционирование языка предполагает языковые изменения, замену одной нормы другой. В. А. Ицкович представляет процесс смены норм следующим образом. Новое попадает в язык вопреки существующим правилам. Оно появляется обычно за пределами литературного употребления — в просторечии, в профессиональной речи, в разговорно-бытовой и т. д. Потом постепенно закрепляется в литературном языке2. Схематически это можно представить так:
Схема 1. Смена норм современного русского литературного языка
Вначале явление X1 — норма, явление Х2 находится за пределами КЛЯ (употребляется в разговорной речи, в просторечии, в профессиональной речи). На втором этапе происходит постепенное сближение этих двух явлений, уже начинает употребляться и в КЛЯ, в устной его разновидности. Третий этап характеризуется тем, что два явления употребляются наравне, сосуществуя как варианты нормы. Затем на четвертом этапе происходит «сдвиг» нормы: вариант Х2 постепенно вытесняет вариант X1, последний употребляется только в письменной речи КЛЯ. И на конечном этапе мы наблюдаем смену норм: явление Х2 — единственная форма КЛЯ, а X1 находится уже за пределами нормы. По этой схеме происходило, например, изменение окончаний именительного падежа множественного числа у слов лектора — лекторы, фактора — факторы, смотрителя — смотрители, циркуля — циркули, ефрейтора — ефрейторы и др. В 70-х гг. XIX в. нормативными были формы с окончанием ‑а(‑я), потом постепенно они заменились формами с окончанием ‑ы(‑и). Интересным является то, что у этих и подобных существительных норма изменялась дважды: исконное окончание ‑ы(‑и) заменилось на ‑а(‑я), а потом снова вытеснило собой эту, новую тогда, норму. Данная нами схема показывает наиболее обычный процесс смены норм. Но так бывает не всегда.
В развитии вариантности выделяется еще несколько тенденций (см. работы Л. К. Граудиной, В. А. Ицковича и других исследователей).
Первая — тенденция к стилистическому размежеванию вариантов (дифференциация по стилистической окрашенности, маркированности). Такое стилистическое расслоение произошло, например, в 70–80-е гг. XIX в. с большинством неполногласных и полногласных вариантов (хладеющий — холодеющий, позлатить — позолотить, средина — середина и пр.). Еще в начале XIX в. они (и им подобные) считались стилистически нейтральными. Позже эти пары резко разошлись, размежевались: неполногласные варианты стали употребляться в поэтической речи и приобрели черты возвышенной поэтической лексики. Усиление контраста в стилистической окрашенности видим мы также и у произносительных вариантов на заднеязычные согласные. В XVIII — начале XIX в. нормой считалось «твердое» произношение согласных, часто это находило и орфографическое отражение. У К. Н. Батюшкова, например, наблюдаем такую рифму:
В сей хижине убогой
Стоит перед окном
Стол ветхий и треногий
С изорванным сукном.
И далее:
Но ты, о мой убогой
Калека и слепой,
Идя путем-дорогой…
Накинь мой плащ широкой,
Мечом вооружись
И в полночи глубокой
Внезапно постучись…
(«Мои пенаты»)
Несколько позже П. А. Вяземский уже употреблял другие формы на заднеязычные согласные, которые получили широкое распространение сегодня:
Север бледный, север плоский,
Степь, родные облака —
Все сливалось в отголоску
Где слышна была тоска…
…А теперь, где эти тройки?
Где их ухарский побег?
Гдеухарский побег?
Где ты, колокольчик бойкий,
Ты, поэзия телег?
(«Памяти живописца Орловского»)
В наши дни «твердое» произношение заднеязычных согласных наблюдается лишь в сценической речи (и то непоследовательно, чаще у актеров МХАТа старшего поколения): действует устойчивая тенденция сближения написания и произношения. Таким образом, во второй половине XX в. соотношение форм с «твердым» и «мягким» произношением заднеязычных согласных иное по сравнению с тем, что было в XVIII — начале XIX в.3
Наряду с такой стилистической дифференциацией языковых средств наблюдается и противоположная тенденция — нейтрализация книжной и разговорной окраски. Например, еще в XIX в. у единиц измерения физических величин в родительном падеже множественного числа было обычным окончание ‑ов (амперов, вольтов, ваттов). Затем (очевидно, под действием закона экономии) произошел сдвиг нормы: нейтрализовалась форма с нулевой флексией (ампер, ватт, вольт), в современном языке у большинства технических единиц измерения она стала господствующей: ом, ватт, кулон, ампер, эрг, герц. Начался этот этап, по мнению Л. К. Граудиной, в 80-е гг. XIX в. и закончился в первом десятилетии XX в., т. е. со сменой одного поколения физиков другим. У таких же единиц измерения, как грамм, килограмм, в родительном падеже множественного числа Нулевая флексия распространена в устной форме в разговорном стиле, а в письменной, вследствие жесткой редакторской правки, до сих пор нормированными считаются формы на ‑ов: граммов, килограммов. Таким образом, процесс «сдвигов» в соотношении вариантов не бывает прямолинейным, он часто проходит неравномерно и неодинаково.
Классифицируются варианты в зависимости от разных признаков. По принадлежности к языковым типам единиц выделяются варианты:
1) произносительные (було[ч’]ная — було[ш]ная, же[н’]щина —
же[н]щина, до[жд]ём — до[ж’]ём и под.);
2) словоизменительные (тракторы — трактора, в цехе — в цеху, гектар — гектаров и под.);
3) словообразовательные (резание — резка, прошивание — прошивка, набивание — набивка и т. д.);
4) синтаксические: а) предложного управления (ехать на трамвае — ехать трамваем, высота в 10 метров — высота 10 метров, замечания по адресу кого-либо — замечания по адресу кого-либо); б) беспредложного управления (ждать самолeтa — ждать самолет, не могут прочесть книгу — не могут прочесть книги, два основные вопроса — два основные вопроса и др.);
5) лексические (кинофильм — кинокартина — кинолента, интернациональный — международный, экспорт — вывоз, импорт — ввоз и т. д.) .
Необходимо отметить, что фонетические, словообразовательные и грамматические варианты, по существу, представляют собой семантические дублеты, лексические же варианты стоят несколько обособленно4. Как отмечает Л. К. Граудина, классификация вариантов по их принадлежности к языковым типам единиц вряд ли целесообразна; она интересна только с точки зрения относительной частоты вариантов одних типов сравнительно с другими. P. M. Цейтлин классифицирует варианты по видам стилистических соотношений между членами пар, выделяя, с одной стороны, группы пар вариантов, в которых один из членов резко стилистически окрашен (блато — болото, брещи — беречь, шлем — шелом), а с другой — пары, в которых варианты наиболее близки друг к другу в стилистическом отношении (краткий — короткий, беспрестанный — бесперестанный и под.).
Такой подход к вариантам большинством исследователей признается плодотворным. К примеру, М. В. Панов считает, что в основу классификации вариантов должны быть положены типы стилистической оппозиции. При этом не важно, варьируются ли синтаксемы, лексемы, морфемы фонемы. Главными являются стилистические закономерности, управляющие их функционированием в речи.
В процессе языкового развития число вариантов, по мнению большинства исследователей, заметно и непрерывно сокращается. Это происходит вследствие повышения все общей грамотности населения, усиления влияния на культуру речи средств массовой информации и пропаганды, нормализаторской деятельности языковедов, постоянной унификации в области орфографии и орфоэпии, усиления книжных стилей языка — речи и т. п.
Примечания:
1. Щерба Л.В. Очередные проблемы языковедения //Избр. работы по языкознанию и фонетике. Л.Г 1958. Т. 1. С. 15.
2. Подробнее см.: Ицкович В.А. Языковая норма. М., 1968.
3. Эти формы находятся сейчас на переходном этапе между четвертой и пятой позицией (см. схему 1).
4. Лексические варианты отличаются от словообразовательных, словоизменительных и синтаксических тем, что не составляют парадигмы ряда слов, объединенных общностью грамматического значения. Их общность только функционально-стилистическая.
Т.П. Плещенко, Н.В. Федотова, Р.Г. Чечет. Стилистика и культура речи — Мн., 2001г.
Источник
Норма и языковая вариантность
В современной лингвистической науке норма рассматривается как динамическое, а не статическое явление, хотя нормативность как фундамент литературного языка предполагает стабильность и устойчивость.
Термин «норма» в современной лингвистической науке используется в широком и узком смысле.
Определение понятия
«В широком смысле под нормой подразумевают традиционно и стихийно сложившиеся способы речи, отличающие данный языковой идиом от других языковых идиомов. В этом понимании норма близка к понятию узуса, т.е. общепринятых, устоявшихся способов использования данного языка. <…> В узком смысле норма – это результат целенаправленной кодификации языка. Такое понимание нормы неразрывно связано с понятием литературного языка, который иначе называют нормированным, или кодифицированным»[1].
Соответственно этому следует рассматривать, с одной стороны, норму как явление традиционное, сложившееся исторически, а с другой – как факт кодификации, комплекс регламентаций.
Определение понятия
К. С. Горбачевич подчеркивал: «Современное языкознание освободилось от догматического представления о незыблемости норм литературной речи. Норма отражает поступательное развитие языка, хотя ее и не следует механически выводить из языковой эволюции. Динамическая теория нормы, опираясь на требование “гибкой стабильности”, совмещает в себе и учет продуктивных и не зависящих от нашей воли тенденций развития языка, и бережное отношение к капиталу унаследованных литературно-традиционных речевых навыков»[2].
Динамический подход к норме получил развитие в работах Л. В. Щербы, Н. Ю. Шведовой, Л. И. Скворцова, Ф. П. Филина и других исследователей. Данный подход к норме совмещает воспроизведение «реализованных возможностей системы, возведенных общественной практикой в ранг образца», и «постоянное в процессе живой коммуникации порождение языковых фактов, ориентированных одновременно и на систему и на реализованный образец»[3].
Очевидно, что в норме отражаются как внутрилингвистические языковые законы, так и внелингвистические. С одной стороны, нормативность языковых уровней является отражением системности языка, принципов языковой аналогии и экономии, закономерностей полевой организации и градуальности. С другой стороны, аксиологические и прагматические факторы также определяют устойчивость нормы в тот или иной период развития общества. Соответственно, некоторый парадоксальный характер языковой нормы позволяет описывать ее в комплексе диалектических свойств: устойчивости и подвижности, исторической детерминированности и изменчивости, однозначности и неоднозначности, взаимообусловленности языкового стандарта и контекста. Следовательно, выбор осуществляется и на основе языковой традиции, и на основе языкового употребления.
В этой связи сосуществование языковых вариантов па всех языковых уровнях как отражение динамических свойств языка в процессе его эволюции и есть доказательство жизнеспособности языковой системы.
Определение понятия
Вариантность (от лат. varians, род. п. variantis – ‘изменяющийся’), или вариативность, – понятие многозначное. Во-первых, это «представление о разных способах выражения какой-либо языковой сущности как об ее модификации, разновидности или как об отклонении от некоторой нормы (например, разночтения в разных списках одного и того же памятника)». Во-вторых, данный термин характеризует способ существования и функционирования единиц языка и языковой системы в целом. Вариантность – фундаментальное свойство языковой системы и функционирования всех единиц языка; она характеризуется с помощью понятий «вариант», «инвариант», «варьирование». При первом понимании вариантности используются только понятия «вариант» и «варьирование»; то, что видоизменяется, понимается как некоторый образец, эталон или норма, а вариант – как модификация этой нормы или отклонение от нее. При втором понимании вводится термин «инвариант» и оппозиция «вариант – инвариант». Под вариантами «понимаются разные проявления одной и той же сущности, например, видоизменения одной и той же единицы, которая при всех изменениях остается сама собой»[4].
В этом же значении Л. П. Крысин использует термин вариативность. Считаем возможным рассматривать термины вариантность и вариативность как эквивалентные и равноценные.
По аналогии с типологией норм различают варианты орфоэпические, лексические, грамматические (морфологические и синтаксические).
В русской лексикографии наиболее ярким фундаментальным источником, отражающим типологию вариантных грамматических средств, количественное соотношение вариантов внутри типа, стилистическую дифференциацию вариантов, содержащим развернутое объяснение причин вариантности, а при необходимости – краткую историческую справку, характеристику действующих тенденций, является словарь «Грамматическая правильность русской речи»[5].
Авторы словаря отмечают, что в многочисленной группе двойных наименований различных явлений обычно склоняются оба компонента: см. -вагон (-буфет, -выставка, -ресторан, -цистерна, -холодильник). «Однако у названий наиболее употребительных в обиходе типа план-карта, план-заказ, вагон-ресторан, роман-газета, диван-кровать при строгой литературной норме, требующей склонения обоих компонентов наименования, в разговорной речи распространились несклоняемые варианты на стыке слов: в вагон-ресторане, продажа диван-кроватей, заполнение план-карты» (С. 179).
Вопреки тому, что литературная норма жестка и консервативна, она допускает одновременное функционирование вариантов одной и той же языковой единицы. Варианты могут различаться стилистически, зависеть от коммуникативных условий речи, относиться к речевой практике определенных социальных и профессиональных групп; возможны факты и свободного варьирования.
Норма изменяется вместе с развитием языка. Эти изменения, в свою очередь (как правило, в виде вариантов), отражаются в лексикографических источниках посредством помет типа доп. (= «допустимо»), разг. (= «разговорное»), прост. (= «просторечное»), жар?.. (= «жаргонное») и т.п. Типология помет в современном русском языке не носит регламентированный характер и потому может быть различной.
Удачной представляется дифференциация помет, используемая в «Орфоэпическом словаре русского языка» под редакцией Р. И. Аванесова[6], впервые изданном в 1983 г. Авторы словаря по отношению к норме различают языковые факты, описываемые как доп. (= «дополнительное») – менее желательный вариант нормы, который находится в пределах правильного; доп. устар. (= «допустимо устаревающее») – оцениваемый вариант постепенно утрачивается. Наряду с названными выделяются также запретительные пометы: не рек. (= «не рекомендуется») как отражающие явления, соответствующие общим тенденциям языкового развития («нередко этой пометой оцениваются варианты, о которых можно предполагать, что не в очень далекой перспективе они станут нормативными»); неправ. (= «неправильное») и грубо неправ. (= «грубо неправильное»).
См., например: «вы́говор, -а, мн. -ы, -ов ! неправ, мн. выговора́, -о́в (С. 88)»; «выставить, -влю, -вит, пов. выстави и выставь, прич. страд, прош. выставленный» (С. 95); «посы́пать, -сы́плю, -сыплет, -сы́плют и доп. -сы́пит, -сыпят, пов. -сы́пь, прич. страд, прош. посы́панный» (С. 428.); «поча́ть, -чну, -чнёт, прош. поча́л, почала́, поча́ло, поча́ли, прич. страд, прош. поча́тый и доп.устар. по́чатый, поча́т и доп. устар. по́чат, почата́ и поча́та, поча́то, поча́ты и доп. устар. по́чато, по́чаты! неправ, поча́ла» (С. 431-432).
Сосуществование вариантов в тот или иной период времени носит несбалансированный характер, что обусловливается статистической характеристикой употребления. Например, как отмечают авторы словаря «Грамматическая правильность русской речи», приблизительно до 1950-х гг. «склонение собственных имен, оканчивающихся на -а неударное, как русских, так и заимствованных, практически без исключений принадлежало к первому типу склонения женского морфологического рода». Однако начиная с середины XX в. «собственные имена данного морфологического типа испытывают колебания в склонении между первым типом склонения и несклоняемым вариантом (90,91% – 9,09%)»[7]. Ср.: Щуки – Щука, Шломы – Шлома, Батехи – Батеха, Дубины – Дубина и т.п.
Различают несколько типов варьирования языковых единиц в пределах нормы[8];
- 1) свободное, например, вариативное сосуществование исторически обусловленных грамматических форм, отражающих базовые модели формообразования, и моделирование по аналогии (к примеру, формообразование глаголов непродуктивных групп по аналогии с продуктивными): ездят – ездиют, машут – махают (по аналогии читают);
- 2) семантически обусловленное, например, варьирование форм родительного падежа (сыра – сыру, творога – творогу), предложного падежа (в кругу – в круге, на доме – на дому), форм множественного числа в зависимости от значения слова (образы – образа, ордены – ордена) и др.;
- 3) стилистически обусловленное, ср.: алкоголик (нейтр.) – алкаш (прост.), скандал (нейтр.) – дебош (разг.), девушка (нейтр.) – дева (устар.), скряга (нейтр.) – жмот (прост.);
- 4) профессионально обусловленное, например: возбуждено́ (нейтр.) — возбу́ждено (проф.), новорождённый (нейтр.) – новоро́жденный (проф.), осуждённый (нейтр.) – осу́жденный (проф.), алкого́ль (нейтр.) – а́лкоголь (проф.), шпру́ца (нейтр.) – шприца́ (проф.);
- 5) социально обусловленное, примером которого могут служить рефлексы старомосковского произношения в современной звучащей речи. В частности, как отмечается, результаты исследований «убедительно показали, что некоторые из старомосковских черт, признававшиеся ранее архаическими: произношение безударных флексий глаголов II спр. 3 л. мн. ч. со звуком [у], произношение [шн] на месте буквосочетания чн в определенном круге слов, произношение звука [р’] перед мягкими согласными (зубными, переднеязычными, губными, заднеязычными), следует признать нормативно допустимыми в современном языке наряду с новыми произносительными вариантами»[9].
Таким образом, сосуществующие в литературном языке варианты являются признаком жизнедеятельности языковой системы; их использование зависит от сферы и стиля общения, социальной и профессиональной принадлежности говорящего, его коммуникативных намерений.
Источник